Для научного изучения Малоарбатская писаница была открыта в середине XIX в. географом Иваном Корниловым. Он писал: «На берегу ручья М. Арбаты, на черном, весьма твердом утесе начертаны красной краской в чрезвычайном беспорядке и множестве какие-то знаки. Некоторые из них полустерлись и на их месте нарисованы новые».
Позднее Малоарбатская писаница была исследована А.В. Адриановым, Н.В. Леонтьевым и Л.Р. Кызласовым, В.Ф. Капелько. Минусинский археолог Н.В. Леонтьев в 1969 г. провел наиболее полное изучение памятника. Именно он разделил все петроглифы Малоарбатской писаницы на две группы: антропоморфные окуневские личины и поздние изображения – тамговидные и зооморфные изображения, нанесенные на скалу в позднее средневековье и в этнографическое время.
В ходе археологического изучения Малоарбатской писаницы в ноябре 2009 г. Ю.Н. Есиным были идентифицированы и уточнены ранее известные изображения, выявлены новые. Всего зафиксировано 81 изображение: 25 антропоморфных ликов эпохи ранней бронзы (конец III – начало II тыс. до н.э.) и 56 тамговидных и зооморфных изображений этнографического времени (XVII – XIX вв.).
Свое название скала Писанец получила из-за нанесенных на ее поверхность рисунков. Местное хакасское население раньше называло это место Пизелиг Хайя (Скала с рисунками или Пiчиг Хайя (Писаная скала). Кроме того, у Малоарбатской писаницы было еще одно легендарное название – Чигират Хайя (Игреневая лошадь – скала). Как гласит хакасская легенда, один славный богатырь подъехал на своем коне к Скале, и тавро чудесным образом перенеслось с крупа коня и навеки запечатлелось в камне. С тех пор хакасы стали поклоняться Игреневой скале – лошади, нанося на камень свои родовые знаки – тамги.
В 1961 г. филологом Михаилом Боргояковым была записана еще одна легенда о Писаной скале, в основе которой лежат реальные события хакасской истории начала XVIII в. Речь идет об угоне в 1703 г. джунгарами, под контролем которых находилась территория современной Хакасии, большой группы местного населения: около 3 тыс. енисейских киргизов. Легенда говорит, что при этом джунгарский наместник велел каждому роду, навсегда покидающему свою землю, оставить на Скале родовую тамгу.
Антропоморфные личины Малоарбатской писаницы можно разделить на 2 группы. Первая группа включает в себя три раннеокуневских изображения, расположенных в центральной части «святилища».
Вторая группа, более поздняя и многочисленная, демонстрирует определенную преемственность с первой, но, вместе с тем, отличается значительным стилистическим своеобразием. Для нее характерен схематизм образов, отсутствие очерченного контура лика и атрибутов наголовья, наличие вильчатых окончаний поперечных полос (количество полос варьируется от одной до трех) и уголков по бокам рта. Данный иконографический тип получил название «джойского» [Леонтьев Н.В., 1969 г.]. Кроме Малоарбатской писаницы, «джойская» группа представлена в Хакасии лишь еще двумя однородными комплексами изображений личин, выполненных в каноне «джойской» традиции: Джой и Кундусук. Все три писаницы расположены в горно-таежной и предгорной зоне Хакасско-Минусинской котловины.
Вызывает интерес ограниченный ареал распространения антропоморфных личин «джойского» типа. До недавнего времени существовала гипотеза, согласно которой личины «джойской» группы создавались в период, когда северную часть котловины уже заняли новые пришельцы – скотоводы-андроновцы, мигрировавшие из степей Казахстана в первой половине II тысячелетия до н.э. Прежнее население – окуневцы – частью ассимилировались, частью вытеснялись в горно-таежные районы котловины, непригодные для занятия скотоводством. Таким образом, на данной территории на протяжении еще нескольких столетий продолжала существовать окуневская изобразительная традиция, а личины подобного стиля считались самыми поздними.
Проведенное осенью 2009 г. изучение Малоарбатской писаницы позволило Ю.Н. Есину выдвинуть гипотезу о более ранней датировке окуневских личин «джойского» типа, созданных, по его мнению, на базе раннеокуневских изобразительных традиций. Он предполагает, что Малоарбатская писаница и аналогичные ей памятники были созданы группой местного населения (таежных охотников и рыболовов), компактно проживающего на юге региона в горно-таежной и предгорной зон и попавшего в сферу культурного влияния окуневцев.
Несомненно, что личины Малоарбатской писаницы отражают мифологические представления их создателей, связанные с культом божеств – хозяев тайги. Для его предположительной реконструкции уместно привлечение некоторых этнографических материалов. Отсутствие контура у личин может являться отражением представлений о бестелесности божеств. Для ряда «джойских» изображений характерно доминирование змеиных атрибутов (пасти с зубами, раздвоенные змеиные языки).
Дух горной тайги, «скотом» которого являлись все дикие животные, в ответ на принесенные жертвы должен был обеспечить конкретному человеку удачу на охоте. По представлениям хакасов, горные духи владели тайгой и всеми ее обитателями. Горные духи «любили слушать» посвященные им охотниками сказки, песни и т.п. За хорошую музыку и сказки, исполняемые охотниками для духов по вечерам на станах, ублаженные хозяева тайги якобы пригоняли охотнику свой «скот» в добычу (лось – «лошадь», самка марала – «корова» и т.д.)
Вплоть до начала XX в. у хакасов был широко распространен культ животворящей природы (неба, солнца, луны, воды, гор и пр.) Почти все общественные моления, связанные с отдельными частями этого культа, так или иначе были связаны с горами.
Представленная почти во всех мифологиях змея (змей) связывалась с плодородием, землей, женской производящей силой, водой, дождем – с одной стороны, и домашним очагом, огнем (особенно небесным), а также мужским оплодотворяющим началом – с другой.
Первоначально, на ранних этапах развития образа, мифологический змей по внешнему виду был достаточно близок к обычным змеям, отличаясь от них значительно большими размерами. В хакасских легендах, например, Хан – змей принимает облик великана и может даже летать. Повелитель тайги и животных в состоянии буйства обладает огромной разрушительной силой.
В архаичных космогонических мифах змей осуществляет разъединение и объединение неба и земли. Если в архаичных мифологиях роль змея двойственна – он одновременно и благодетелен, и опасен, то в развитых мифологических системах нередко обнаруживается, прежде всего, его отрицательная роль как воплощения нижнего (водного, подземного или потустороннего) мира.
В хакасских легендах Хан – змей может принимать как облик змеи, так и человека, даже тумана. Человек, оказавший Хан-змею важную услугу или понравившийся ему, получает в «награду» невероятное охотничье счастье. Место жительства – пещера (связь с подземным миром). В хакасской сказке «О богатыре Алтын-Кёке и дьяволе» душа и, соответственно, смерть дьявола находилась в теле змеи с двенадцатью головами.
Хакасские приметы и поверья, связанные со змеей:
- встреча со змеей сулит несчастье, даже смерть в ряде случаев, например, если она пересечет дорогу человека;
- в то же время, в случае трудных родов поверье рекомендовало положить роженице поперек живота змеиную шкуру – тогда роды будут благополучными.
Исследователи выдвигают две версии, объясняющие причины появления тамговидных знаков на Малоарбатской писанице. Согласно одной из них, родовые тамги наносились при прохождении путниками по древней тропе через горы Западного Саяна в Туву, в начале которой и находилась скала.
В рамках второй гипотезы исследователи отмечают существование у хакасов культа священных скал, покрытых древними рисунками, возле которых устраивались молитвенные празднества. Присутствующие оставляли отметку о пребывании у священного места, рисуя личные тамги. Очевидно, по представлениям хакасов, нанесенные изображения становились магическими знаками, приобретавшими силу оберегов. По некоторым данным, подобные моления устраивались еще в 30-х гг. прошлого столетия. При изучении Малоарбатской писаницы Ю.Н. Есиным были зафиксированы случаи подновления окуневских личин в этнографическое время. Даже в настоящее время существует традиция оставлять возле скалы в качестве приношений продукты питания.
По сообщению Н.Ф. Катанова, у хакасов в XIX в. бытовало значительное количество личных именных и семейных тамг для клеймения скота и мечения различного имущества. По начертанию они представляли несложные, чаще всего геометрические фигуры, что диктовалось необходимостью получения четкого клейма у домашних животных.
Знак в виде прямого креста бытовал у сагайцев и качинцев. Тип тамги, производный от свастики, бытовал в разных вариациях у всех территориально-племенных групп хакасов, так же, как и знак в виде уголка, вершина которого могла быть повернута в разные стороны. Знак, представляющий собой кружок на подставке, подобен тамгам качинцев и сагайцев. Дугообразные знаки писаницы аналогичны качинским тамгам. Тамги в виде стилизованных изображений птиц были распространены у сагайцев и качинцев, впрочем, встречались у представителей и других групп. Некоторые знаки обнаруживают явные параллели с тамгами древнекыргызской эпохи.
Тамговидные знаки Малоарбатской писаницы наибольшее сходство обнаруживают с тамгами бельтиров и сагайцев, в зоне современного расселения которых расположен памятник. Существующие расхождения в начертании части тамговидных знаков Малоарбатской писаницы и сагайско-бельтирских тамг обусловлены тем, что для сравнения используются образцы, собранные в конце XIX – начале XX вв. После начертания знаков на скале сменилось несколько поколений. Но сыновья, начиная вести самостоятельное хозяйство, вынуждены были вносить изменения в начертание отцовской тамги или вообще обзаводились новой. В свою очередь, отсутствие прямых наследников могло привести к прекращению использования тамги.
Таким образом, Малоарбатская писаница является ярким образцом изобразительных традиций древнего населения горно-таежной периферии Хакасско-Минусинской котловины в эпоху ранней бронзы и коренного населения в этнографическое время.
(В статье также использованы материалы заведующего сектором археологии ХакНИИЯЛИ Ю.Н. Есина)
Источник: Земля таштыпская
Автор: Е. Аланд, научный сотрудник Таштыпского краеведческого музея
|